Дорогу осилит идущий. Не боялся браться – так не страшись делать. Побеждает тот, у кого больше выдержки. Чем вначале тяжелей труды, тем милей плоды. А как себя успокаивать будете вы, чтоб не бросить провальную затею на полпути, пусть это и было бы более разумное и менее нервозатратное решение? Кай уже даже убиваться своей беспомощностью начал: столько времени потрачено, а сдвигов в положительную сторону – ноль! Где это видано, где это слыхано: впервые решил постараться, проявить усидчивость и трудолюбие, чтоб добиться успехов в учебе, а этого не ценят. Ох уж этот дивный новый мир! Никакого поощрения креатива и мук творчества. Ладно хоть завести Морин удалось, но не так, как планировалось. Вечно теория с практикой расходится.
– Ну вообще-то, – вот понимает, что лучше смолчать, что за язык никто не тянет, но уж слишком велик соблазн заткнуть рот самой Галлахер. Хоть и перспектива сомнительная. – В Луизиане совершеннолетие наступает с 18, так что я уже почти 2 годика чертовски сексуален, легален и доступен, – трясет своей шевелюрой из стороны в сторону, чтоб волосы красиво развивались. О том, что для других штатов у него есть поддельное удостоверение личности на имя Кормака Колфилда, голубоглазого 23-летнего блондина из Техаса,
благоразумно умалчивает. Все таким балуются, ничего особенного. – Так когда я смогу поговорить с Вами на тему 18+? – Кай невинно интересуется, не забывая даже в самые темные времена обращаться к свету и верить в лучшее. Спасибо Альбусу Дамблдору за активную жизненную позицию и оптимизм. Стараемся соответствовать. А то, что Каю не мил весь белый свет, когда телефона рядом нет – что поделать. Он пал жертвой репрессий и безжалостных пыток. Если повезет, вскоре вырвется из заточения и ознаменует свою свободу новой фотографией в социальной сети. – Вы с ним поласковее, – кивает на смартфон, а сам подпрыгивает и махает руками, чтоб немного размяться после вынужденного сидения в кресле. Уже возле самого выхода оборачивается и кидает вдогонку:
– Я вот верю, знаете, действительно верю, что в глубине души Вы очень хорошая. Очень. Не поскупитесь, продемонстрируйте себя с другой стороны – тогда, может, люди вам ответят взаимностью и тоже раскроются, – многозначительно подмигивает и шагает на улицу. Бросает печальный взгляд на дотлевающие свечи, выглядевшие крайне уныло, и удаляется. Сегодня здесь ловить больше нечего.

– Стерва! Какая же она стерва! – Кай ознаменовал свой приход в общагу громким возгласом, от которого Марк, сосед по комнате, разлепил глаза и сонно проворчал:
– Всё-таки дала пинок под зад? А я же говорил, что с Галлахер шутки плохи. Сдавай зачет уже, балда, – скептицизм и насмешливый тон – явно не то, что сейчас требовалось Уэстону для успокоения, но Марка не переделать: та ещё зараза. Спелись.
– Ну уж нет. Я как 300 спартанцев – буду стоять до последнего! Я как Джеки Чан – разбросаю всех вокруг. Я как...
– Как идиота кусок – выпрешься из универа и будешь шаурму продавать, – но Кай уже не слушал. Он открыл окно настежь и протяжно закричал в пустоту:"Халява, приди! Халява, приди! Халява, придиииии!" Сосед только заржал, противненько подхихикивая.
– Побереги силы для Галлахер. Она женщина ух страстная, да и сосет искусно – твою кровушку уж точно, – острый комментарий остался без внимания, а Уэстон забрался на кровать, достал ноутбук и открыл вордовский документ, содержание которого когда-то войдет в анналы брайтоновской истории.
Использованные способы пересдать социологию перевалили за третий десяток.

Как известно, существует пять основных стадий принятия неизбежного: отрицание, агрессия, торги, депрессия и принятие. Кай был лишь в середине пути, всё ещё воображая, что сможет одолеть эту ужасную, отвратительную и до чертиков принципиальную Морин Галлахер, разве что теперь с маленькой поправкой: если она пойдет на компромисс. Не то чтоб он действительно считал ее такой уж фурией или женщиной вамп, но слепая ярость, отчаяние и нежелание принимать действительность такой, какой она была на самом деле,  сыграли с Уэстоном злую шутку. Он почти не спал, но ни учебник, ни конспекты не открывал: слишком еще щетинился. Слишком верил в блондинистое обаяние и успех полета мысли. Кай бы хотел повременить, отдохнуть хотя бы денек, переварить всё, набраться сил, чтоб снова бесстрашно ринуться в бой, но выбора не было: он переживал за сохранность телефона, как за родное дитя. Вдруг разобьет? Или разгадает пароль? Получит доступ ко всем фотографиям и перепискам? Ответит на входящий звонок от какой-нибудь "Сладкой Колбаски"? Для опасений было многовато причин, и именно они заставили Кая поднять свое бренное тельце с кровати и появиться в университете. Снова. Это уже даже не смешно.
– Соскучились по мне? – сохраняя шутовское выражение лица, поприветствовал Галлахер Кай. Всё ещё во вчерашней футболке: студенты шушукались и переглядывались, бросая на Уэстона любопытные взгляды в коридоре. – Мисс Галлахер, ну неужели вам так хочется, чтоб мое бедное сердечко и дальше разрывалось от боли? Сердцеедка! – вздыхая, ахая и охая, Кай строил из себя несчастного, более того – даже верил себе и своему несчастию. Глаза бегали по аудитории, пытаясь отыскать нечестным путем отжатый предмет первой необходимости – смартфон. Бедные подписчики в Твиттере: они ведь до сих пор не узнали, как Уэстон пережил сегодняшнюю ночь. – Скажите честно: что Вам ЕЩЁ от меня надо? Но давайте без этих вот Ваших глупостей типа "учите социологию, блабла". Я уже готов ко всему: где только наша не пропадала?!