Норман глотает виски залпом, ощущая, как растекается по венам горячительная смесь, согревает озябшие пальцы и ускоряет транспортировку кислорода (Норман отчаянно верит, что это так). Он всё ещё помнит холод подземелий Безмолвного Города, шорох рясы одного из Братьев, зачитывающего мантры в его голове; в кошмарах Норман вспоминает, как его руки смыкались вокруг рукояти Смертельного Меча и Ангел, явившийся с небес, самостоятельно приводил выказанный приговор в исполнение. Норман не верит, что у него выйдет начать новую жизнь — даже после вновь предоставленного шанса.
— Что такого ты сотворил, Норман?
Он устаёт отвечать молодым, ещё зелёным нефилимам на этот вопрос — большая часть детей, снующих по Институту, вызывает у Инглиса чувство стойкого раздражения, копящееся у горла. Он рад бы прикрикнуть на них, но порой одного хмурого взгляда бывает достаточно — здесь у каждого есть свои дела, своё бремя, и Норман не питает особого желания делиться своим. Знающий, что ему негде искать прощения и понимания, он молчаливо принимает свою новую судьбу — пусть Совет и прислал его демонам на убой, он всё ещё в состоянии сражаться за то, во что когда-то верил.
Норман бьёт все рекорды по количеству демонов, сражённых его рукой — но не находит в этом ни спокойствия, ни утешения. Он — хмурая стена, сквозь которую не пробиться посторонним, фигура у книжного стеллажа, хранящая бесконечное молчание, скупые движения, хруст пальцев, редкие и молчаливые спарринги с другими охотниками (только чтобы не потерять форму). По ночам Норман снуёт по улицам города, избегая чужих взглядов, ссылаясь на необходимость патрулирования — украдкой наблюдает за нечистью (чтобы не насолили) и не даёт себе ни минуты на размышления. Размышления — боль. Норман закрывается от неё плотным панцирем и смиряется с участью наказанного Конклавом.
— Мы могли бы тебе помочь.
Новая глава Института — кажется, Гвендолин, — стремится заполнить своим присутствием всё пространство вокруг него и лепечет что-то о помощи; Норману смешно, ведь ему не нужна помощь, и больше не нужна справедливость. Он уходит, даже не глядя, не оборачиваясь; уговаривает себя, что больше никогда, что ему больше не нужно установление лишних контактов.
Он — охотник. Это его единственная цель.